Общество в XX в., пожалуй, впервые осознало свою реальную связь с географической оболочкой Земли, с ее биосферой. До этого, в ранние эпохи истории человечества, процветали идеи если и не абсолютного, то очень важного и в каких-то аспектах определяющего влияния географической среды на динамику общества и формирование его этнического разнообразия (Монтескье) или безгранично мощной силы техногенеза, приравненного к геологическим силам (Вернадский, Ферсман). В вульгарно-натуралистической литературе последних десятилетий первое рассматривалось как географический детерминизм исторического процесса, второе — как выражение безграничного могущества человеческого знания, которому нет преград.
Недооценка географической обусловленности исторического процесса вычеркнула из нашей исторической науки многие важные страницы: недостаточно учитывались размеры территории и демографические характеристики; игнорировался сам человек как творец исторического процесса (как это ни парадоксально в марксистской литературе); мало внимания уделялось изучению производительных сил общества; жалкое существование влачили палеоантропология, археозоология, археоботаника, история техники; отсутствовали сколько-нибудь последовательные попытки понять и охарактеризовать экономическую инфраструктуру в первобытном и даже средневековом обществе. Безграничная вера в человеческое знание и человеческое деяние привела к еще более плачевному результату — необратимым экологическим кризисам, которые в большей или меньшей степени охватили всю нашу планету.
|